Юбилей

Он смотрел на меня так, словно хотел раздавить взглядом. Массивная туша горой возвышалась над белым столом и, не моргая, наблюдала за мной. Голова мужчины сразу «падала» в плечи. На одутловатом лице — ​застывшие злоба и брезгливость. Тяжесть мешков под глазами усиливали пухлые губы. Казалось, что мужчина не дышал, настолько он врос в стул. Серый костюм подчеркивал его бугристую мертвенность. Всего в каких-то пятидесяти метрах от меня сидел тот, кто влиял и много чего решал в 1990-е. Сколько судеб прошло через его пухлые губы, готовые в любой момент сорваться на пол?.. Когда-то его называли теневым губернатором Мордовии. Теперь же я видел руины. Это все, что осталось от некогда первого секретаря Саранского горкома КПСС. Думаю, что это была моя последняя встреча с Александром Занькиным. Нас разделяли ряды столов и шумная горница элитных гостей. 7 сентября 2014 года в самом большом зале мордовского Дома республики отмечался юбилей второго по счету Главы республики. Владимиру Волкову исполнилось 60 лет.

В 1990-е Занькин-старший «работал» в связке с заместителем министра внутренних дел РМ Владимиром Московкиным. По должности Владимир Яковлевич значился главным борцом с организованной преступностью, на деле же он легко и спокойно принял рыночные изменения в стране, поняв, что если стихийное движение нельзя одолеть, то его надо возглавить. Московкин оказался высококлассным манипулятором среди бандитов. Можно сказать, почти идейным. Как и многие, он бросился зарабатывать деньги на том, что «охранял». И это считалось нормой. После развала Советского Союза Занькин тоже недолго горевал по утраченной партийной должности, переключившись на бизнес. В ельцинской мути мужчины не только обрели второе дыхание, но и укрепили свою дружбу, основанную на взаимной выгоде. Если, конечно, это можно было назвать дружбой.

Я неплохо знал семью Московкиных, жившую в первом подъезде нашей рабоче-крестьянской пятиэтажки на Ботевградской. Сын Владимира Яковлевича Паша рос вместе с хитроватым и пронырливым Колей Ефремовым, который в 1990-е «дорастет» до преступного авторитета и будет иногда навещать отца своего приятеля «дядю Володю» в его рабочем кабинете. Потому за Ефремовым закрепится кличка Чекист… Именно Московкин, едва прикрывшись белым халатом, первым прорвется ко мне в реанимационную палату, где в апреле 1998-го я оказался после покушения, и вместо «привет» или «здравствуй» быстро произнесет: «Это не Занькин…» Так я узнал, откуда «повеяло» могильным холодком…

Году так в 2008-м я случайно столкнулся с Московкиным в свежеоткрытом супермаркете «Стрела». Он недолго просуществовал в одном из «крыльев» «Ботевграда». Магазин представлял собой огромный склад с высокими полками и узкими проходами. В одном из них я и заметил полковника в отставке. Владимир Яковлевич потерял былой лоск, пребывая в ранге ветерана правоохранительных органов. Он тоже узнал меня. Мы не виделись что-то около 10 лет. Я уже успел поработать в московских изданиях и наконец-то вернулся в Саранск. Московкин же к тому времени сильно сдал и даже, как мне показалось, стал меньше ростом. Потеря должности и былого влияния не лучшим образом сказалась на его лице. От неожиданности Владимир Яковлевич выронил пластиковую корзину, в которой лежали какие-то продукты. И снова вместо «привет» или «здравствуй» он выдал другое приветствие: «Жив?!»

— Я тоже рад вас видеть, Владимир Яковлевич, — ​кивнул я несколько испуганному мужчине.

— Ты зла-то не держи, — ​как бы извиняясь, промолвил Московкин. — ​Время было такое, да…

— Понимаю. Работа у вас была такая, — ​процитировал я героя мультфильма «Жил-был пес».

Говорить мне было с ним не о чем. Я знал, какую негативную роль сыграл Московкин в моей биографии. Знал про тревожную судьбу его детей Паши и Наташи… Но прощать его тоже было выше моих сил. Я повернулся, сделав вид, что меня сильно интересуют пакетики с рисом.

— Стас, это самое… — ​неожиданно попытался остановить меня Московкин. Возможно, ему хотелось как-то объяснится со мной. По-свойски. Как бывшему соседу по дому.

— Здоровья вам, Владимир Яковлевич, — ​ушел я от ненужных откровений. И зачем-то добавил: — И мирного неба над головой…

Больше я его не видел. На юбилей Волкова в 2014-м его не пригласили, иначе бы он сидел рядом с Занькиным. А 26 января 2022 года его приговорил к смерти коварный коронавирус… Московкину было 75 лет.

«Отношения Волкова и Занькина строились на комсомольско-партийных связях, — ​раскрыл мне секреты прошлого один некогда влиятельный партиец. — ​Волков всегда считал Занькина вторым отцом, давшим ему путевку в управленческую жизнь. Владимир Дмитриевич всегда помнил, кому был обязан своим восхождением к вершинам власти. В 1990-е Николай Меркушкин сделает Занькина секретарем Совета безопасности РМ. И совсем не случайно. В нашей среде Николай Иванович всегда считался трусоватым. А Занькин не боялся брать ответственность на себя. Всегда был жестким. И умел находить общий язык с силовиками. Он много сделал для Николая Ивановича в первые годы его правления Мордовией. Затем их отношения расстроились. Александр Федорович увидел, что республика по сути превращается в барский сад для Меркушкина и его семьи. И выставил Николаю Ивановичу счет. Но в начале 2000-х Меркушкин уже не нуждался в Занькине. Он все больше окружал себя лизоблюдами и подхалимами, которые и тени не смели бросить на солнцеликого… Занькина выкинули из Белого дома. Вернулся он туда только после смены власти в Мордовии. Волков назначил его председателем комиссии по помилованию РМ. Конечно, такая должность — ​не уровень Занькина. Но к тому времени все теплые места были заняты. К тому же Волкову нужно было как-то лавировать между прежней командой Меркушкина и своими назначенцами — ​вчерашними комсомольцами и блатничками типа Леши Меркушкина. Чтобы никого не обидеть и раньше времени не поссориться с Николаем Ивановичем. Конечно, все понимали, что конфликт между ними неизбежен. Большие деньги, власть… Было что делить. Уже через год после отъезда Николая Ивановича в Самару «волковские» стали говорить, что Меркушкин не один принимал важнейшие решения в истории современной Мордовии. Что работала целая команда, а Николай Иванович лишь один из ее винтиков. Мол, нечего все заслуги приписывать одному человеку. Начался процесс развенчания культа личности… Но в 2014-м позиции Меркушкина в республике были еще сильны…»

Юбилей Волкова проходил по всем высшим стандартам, доступным в Мордовии. С приглашением огромного количества всякой публики и артистов. По такой же схеме свои дни рождения отмечали члены клана Меркушкиных. Только не в Белом доме, а в столовой «Электровыпрямителя», где музыкантов и танцоров загоняли в своеобразное «стойло», отгороженное от основного зала витиеватой решеткой. Там творческие люди ждали своей очереди, чтобы вклиниться между первым блюдом, вторым, перерывом на салатики и тостом от драгоценного Николая Ивановича. В Доме республики возможностей было больше, чем в столовой. Как и помещений. В одно из них и складывались дары для юбиляра. «Нет, с подарком нельзя, с цветами тоже… — ​тормозила охрана приглашенных на входе. — ​Пройдемте в комнату, там все оставите. Поздравите на словах… Вот представьте, если каждый войдет в зал со своим подарком! Там и места не останется!» Гостей собиралось действительно много. Главы районов, депутаты Госсобрания Мордовии, силовики, промышленные генералы, представители развитого бизнеса, министры-капиталисты и даже представители СМИ, которым нашлось место за просторным столом возле самого выхода. Тем самым служба протокола как бы намекала, что журналисты в общем-то даже не люди, а не самый важный в системе обслуживающий персонал…

Главным, или «смотрящим» за журналистским столом, оказался Олег Каштанов. Все-таки и по занимаемому положению, и по влиятельности редактор «Известий Мордовии» имел самый большой вес. Было даже странно, что я оказался рядом с ним. Справа от меня расположился директор «Вечернего Саранска» Игорь Васильев, а напротив него — ​сам руководитель меркушкинского медиаресурса Юрий Понетайкин. Юра вошел в зал, сильно «проседая». «А что с ним случилось?» — ​наклонился я к Васильеву. «Ты что, не знаешь? Он же в аварию попадал…» — ​ответил Игорь, друживший с Понетайкиным. Надо ли пояснять, что местное журналистское сообщество всегда было своеобразным серпентарием, где такие понятия, как дружба или взаимовыручка, отсутствовали напрочь. Я имею право это утверждать, так как «доброту» коллег прочувствовал как никто… Еще в начале 1990-х журналисты могли собраться вместе, чтобы погонять мячик, но затем капиталистические реалии все больше превращали нас в зверей, а информационное пространство в джунгли. Понетайкин в☺«эпоху созидания» Николая Меркушкина считался главным «хищником» в Мордовии, получая с бюджетного стола самые жирные куски… «Кормежка на убой» заметно отразилась на внешнем виде Понетайкина. Выглядел он ужасно, если не сказать страшно. Тем интереснее развивались многолетние отношения Понетайкина и Васильева. Взрослые и почти самостоятельные редакторы иногда встречались за рюмкой чая, рассуждая о мировых проблемах и перспективах Николая Меркушкина. Может быть, потому организаторы торжества посадили их друг напротив друга…

…Начало празднества явно затягивалось. Солидные мужчины в откровенно дорогих пиджаках заметно скучали, обсосав последние сплетни и выяснив, кто с кем и за что. В воздухе запахло салатами, а в зале наблюдалось беспорядочное телодвижение. Отдельные личности, считавшие себя особо неприкасаемыми, передвигались от столика к столику, с кем-то здороваясь, с кем-то обнимаясь, а кому-то просто кивая. Все зависело от ранга и влиятельности персоны. Мне со стороны было интересно наблюдать за чванливой ранжированностью «избранных». Оказывается, что и среди «равных» находились те, кто был «равнее». Но самый «равный» задерживался. А без него Владимир Волков не мог дать команду внести горячее.

Николай Меркушкин умел и любил унижать людей. Он мог шесть часов «мариновать» посетителя в белодомовском «предбаннике», но так и не принять его. Мог специально опоздать на чей-то юбилей, демонстративно играя в бильярд в соседнем с местом торжества помещении. Для «тюшти» подобное поведение было в порядке вещей. «Меня так учили», — ​хвастал он в минуты откровений. Так создавался миф о значимости Николая Ивановича. Его солнцеликости, уникальности и непревзойденности. Он был неважным оратором. И харизмы лидера в нем не ощущалось. Меркушкин брал другим — ​унижением. И с годами «созидания» наклоны паствы становились ниже, взгляды — ​слезливее, восхищения — ​искреннее, а просьбы тише. Юбилей Волкова не стал для Меркушкина исключением. Губернатор Самарской области и хозяин Мордовии задерживался… И гости волновались, занимая лучшие места на входе в Белый дом. Чтобы быть поближе, позаметнее. А если даже и не поздороваться, то хотя бы обменяться с «тюштей» многозначительными взглядами, чтобы потом, сидя с коллегами в бане, намекать на особые отношения с Самим.

И вдруг по залу тревожно прошелестело: «Приехал, приехал…» И даже не нужно было объяснять, кто там приехал. Броуновское движение тут же упорядочилось. Мужчины в пиджаках оперативно заполнили просторное фойе. Встречать Николая Ивановича вышел, конечно же, сам юбиляр… Складывалось впечатление, что весь народ Мордовии пребывал в полнейшем восторге от каждого шага Меркушкина по тротуарной плитке… Николай Иванович прибыл на праздник в сопровождении значительной свиты, морщившей лбы и озабоченно здоровавшейся с мордовскими товарищами. При этом свита строго следила за тем, чтобы к Самому не прорвался кто-то нелепый и случайный вроде меня. Ничто не должно было омрачать путь вождя всей мордвы мира. И вот врата, то бишь — ​двери Белого дома распахнулись. И многолюдность приобрела щебечущий вид. Меркушкин сиял! Он вошел в родные ему пенаты так, словно юбилей был у него, а не у какого-то там Волкова… Приглашенные все больше проникались важностью момента. «Еще немного, и начнут падать в ноги», — ​подумал я, глядя на «царственный» вход. «Николай Иванович!» — ​громко крикнул кто-то из отчаявшихся «достучаться» до Меркушкина. Тот поднял голову и только одними глазами дал понять, что оценил тембр, громкость и глубину восклицания. Только потом я заметил рядом с Самим его супругу Таисию Степановну. Она шагала чуть менее величественнее мужа, с достоинством раскланиваясь со знакомыми и незнакомыми. Не хватало только перелива колоколов и хора в районе раздевалки, а капелла исполнявшего что-то вроде «Славься вовеки, отец наш родной…». Наконец ОНИ вошли в зал. Столы были расставлены так, что зал делился на президиум и тех, на кого предстояло смотреть президиуму.

«Ты че творишь, быдло? — ​возмутился Игорь Васильев, как только президиум занял свои места, а гости обратили внимание на содержимое тарелок. — ​Да хорош! Тебе делать больше нечего?» — «Нечего…» — ​ответил ему выдающийся медиаменеджер «эпохи» Николая Меркушкина Юрий Понетайкин, хватаясь за очередную маслинку. «Пиджак испачкал, Юрец», — ​сообщил всему журналистскому столу Васильев. — ​Ты не в курсе, что маслины едят, а не бросаются ими в других?! Дикий, что ль?» — «Дикий», — ​неожиданно подтвердил Понетайкин и снова запустил маслиной в руководителя «Вечернего Саранска». Тут уж Игорь не выдержал и метнул в руководителя другого солидного медиаресурса солонкой. Понетайкин, видимо, не ожидал от Васильева «ответки». Все-таки в зале присутствовал сам Николай Меркушкин. Вероятно, Юра решил, что при «тюште» он может творить, что захочет, и ничего ему за это не будет. Но Васильев, обрушив на «врага» соль, дал понять, что готов к более решительным действиям. Понетайкин сбросил крошки соли на пол, схватил жирными пальцами хвост увесистой шпротины и недобро глянул на Васильева. «Только попробуй», — ​правильно понял движение «вражеской» руки Игорь. «И что будет?» — ​сверкнул узкими глазами побагровевший Юра. «В рыло получишь», — ​пообещал директор «ВС». «Попробуй вот это», — ​запустил Понетайкин копченой рыбкой в Васильева. Игорь не успел увернуться. «Пойдем, урод, выйдем», — ​почти закричал он, глядя на хмельного Понетайкина. «Пойдем», — ​согласился Юрий, пытаясь встать со стула. И тут к нашему столу подбежали. «Что происходит?» — ​«Да вот мальчики расшалились…» Мальчики к тому времени уже поднялись со своих мест. Но не для произнесения тоста в честь Волкова, а с целью выяснить отношения во время творческой беседы на кулаках. «Выйдите, пожалуйста, из зала, — ​потребовали от Понетайкина и Васильева. — ​Выйдите, приведите себя в порядок, успокойтесь и тогда вернетесь. Все-таки это серьезное мероприятие, а вы так себя ведете…» «А что, — ​пытался что-то объяснить Васильев. — ​Это все Понетай начал…» Понетайкин же молча и зло улыбался… «Какая же он развалина», — ​подумал я, глядя на уходящего Юру.

Когда «дуэлянтов» вывели, журналистский стол вернулся в русло праздника. К тому времени уже отговорили свое главы районов, министры… Мудрое слово произнес и спикер Госсобрания Мордовии Владимир Чибиркин. Все пламенные речи были похожи не только набором смыслов, но и интонацией. Я лишний раз убедился в том, что вся эта «элита» навечно застряла в том комсомольско-банном величии, когда столы ломились не только от нарезанной колбасы, но и от горячих, готовых на алкогольно-сексуальные подвиги соратниц по делу Ленина. Настолько предсказуемой и скучной оказалась ярмарка тщеславия. Вернувшиеся за стол Понетайкин и Васильев никак не повлияли на ход торжества. Тост от журналистов доверили сказать Олегу Каштанову, а не Понетайкину, например. Его время завершалось вместе с «мордовской эпохой» Меркушкина. При Волкове начинался уже другой порядок. Даже в информационной сфере. На передовые роли выходили иные игроки, доселе скромно молчавшие в тряпочку. С отъездом Николая Ивановича в Самарскую область кое-что менялось. Это остро ощущал Меркушкин, каждый раз приезжая в Саранск с настроением всех разнести. Однажды досталось и журналистам «Столицы С». «Ты про Волкова больше пишешь, чем про меня», — ​в один из таких визитов пригвоздил он меня к паркету чибиркинского кабинета в Желтом доме. Я не стал возражать, после чего еще несколько часов выслушивал, как все было хорошо в Мордовии при Николае Ивановиче и почему это хорошее важно сохранить и приумножить. «Меркушкин боится Волкова», — ​сделал я тогда вывод. И оказался прав…

Каштанов, взяв микрофон, со значением произнес: «Уважаемый Владимир Дмитриевич…» Далее последовал тот же набор банальностей, что и у Чибиркина или других не менее красноречивых персон. И мне совсем уж стало скучно. Даже не знаю, что меня подняло с места. То ли унылое мычание злого Понетайкина, то ли готовность Васильева к отражению возможной атаки с последующим мордобоем, но меня «пробило». Я неожиданно для всех встал и, нарушая всякий протокол, отобрал микрофон у ведущего праздника. У Каштанова — ​постеснялся. Да он бы и не отдал… «Скажу кратко, — ​начал я. — ​Сегодня праздник. День ВДВ». Тут я сделал паузу, дав присутствующим свыкнуться с этой мыслью, а затем продолжил: «День ВДВ — ​день Владимира Дмитриевича Волкова! Так что всех с днем ВДВ! У меня все!» И тут зал зазвенел: «День ВДВ! День ВДВ! Верно ведь! За ВДВ!» А я вдруг оказался в объятиях премьер-министра Владимира Сушкова. «Хорошо сказал, Станислав Вячеславович!» — ​Владимир Федорович почему-то всегда звал меня по имени-отчеству. «Станислав! — ​протянул мне руку юбиляр. — ​Отличный тост. Спасибо!» Тут меня притянул к себе сам Николай Иванович Меркушкин: «Молодец, молодец…» Потом ко мне склонилась Таисия Степановна. «Станислав, — ​услышал я. — ​Николай Иванович обижается, что ты не приезжаешь к нему в Самару…» Я на секунду представил, что без меня в Самаре перестали ходить трамваи, автобусы, пароходы и выплачиваться пенсии, и мотнул головой, стряхивая картину самарского апокалипсиса…

Мой тост оказался той финишной чертой, за которой праздник заканчивается и начинается произвольная программа. Когда юбиляр наконец-то может снять галстук и уехать туда, где ему будет хорошо, приятно и весело. И ему не нужно больше играть роль юбиляра. А можно просто быть самим собой. Зал опять зашумел, обсуждая «день ВДВ». «Станислав, я вас попрошу проводить меня до машины, — ​выцепил меня один из сидевших в президиуме. — ​Мы с вами не знакомы. Но я видел, как к вам относятся руководители республики…» И я пошел провожать седовласого мужчину до поджидавшей его иномарки. Она стояла на парковке возле Белого дома. На ней были прикреплены «красивые» номера. Юбилей закончился, но праздник «созидания» продолжался…