«Чудесница»

Зимнее утро. Позвонил маме, проходившей обследование в одной из московских клиник. Хотел спросить, с чем подавали блины в «Чудеснице». Помнил, что со сметаной и маслом, которое долго не плавилось на алюминиевых тарелках. Ответила какая-то женщина:

 — ​Это не мама. За ней пришли врачи. Позвали на консультацию. Примерно в 8.10.

— Спасибо…

— Позже наберите…

— Да, конечно…

Вот так. Хотел спросить, с чем подавали в «Чудеснице» блины, и вдруг…

Саранска моего детства больше нет. Он уничтожен. Николаем Меркушкиным. Со всей деревенской непосредственностью. И с презрением к истории. Купеческие особняки сносились только ради того, чтобы Владимир Путин во время очередного приезда в Саранск мог разглядеть наспех состряпанный из дешевки стадион «Старт». Под лживым лозунгом «созидания» десятилетиями уничтожался целый мир. Он остался только в фотографиях. В запасниках Музея Эрьзи еще есть светлые картины народного художника России Владимира Илюхина. Именно уроженцу нижегородских Починок удалось передать мягкую и теплую атмосферу советского Саранска.

Перед выходом в «город» меня одевали во все лучшее. Ботевградская в 1970-е считалась пролетарской окраиной центральной части города. Жители Светотехстроя и Химмаша, когда собираются в центр, до сих пор говорят: «Едем в город…» Прогулки с мамой и отцом начинались с завтрака в «Чудеснице». Приземистая и демократичная «стекляшка» находилась рядом с перекрестком Советская — ​Демократическая. Недалеко от проходной типографии «Красный Октябрь». Ее название курсивом выделялось на фоне серой улицы. В кафе подавали блины. Они готовились с пылом и жаром. Большие дамы в застиранных халатах «дымились» в подгоревшем запахе, бросая на раздаточную алюминиевые тарелки со свернутыми в треугольники тонкими блинчиками. Посетители проходили с подносами к кассе, расплачивались и занимали столики. Ножи и гнутые вилки полагалось брать самим. «Отработанную» посуду следовало относить в мойку, но обычно ее «забывали».

— Ты с чем будешь? — ​спрашивала меня мама.

— С маслом.

— Хорошо, займи столик. Вон там, в углу освободился.

Я садился на пластиковый стульчик и смотрел, как по залу недовольно передвигалась крупная женщина. Она шумно сметала с поверхности столиков остатки чьих-то пиршеств. Странно, что в фотоколлекции моего отца не осталось ни одного снимка «Чудесницы». Видимо, он не считал легкую конструкцию достойной внимания, и фотоаппарат «ФЭД‑3» оставался в светло-коричневом кожаном кофре.

Открытые внимательным взглядам прохожих кафе появились в Советском Союзе в разгар хрущевской оттепели. В сентябре 1959-го Генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза и председатель Совета министров СССР Никита Хрущев слетал в США вместе с супругой Ниной Петровной Кухарчук-Хрущевой. Чета добралась до Америки на турбовинтовом чуде советской авиации Ту‑114. Хрущев не просто так решился на дальний перелет. Ему было что сказать. За год до его первого визита в США на Луне аккуратно приземлилась советская ракета. «Впервые в истории человечества в результате развития техники осуществлено перемещение материального тела с одного небесного тела на другое», — ​сообщала Большая советская энциклопедия от 1960 года. Хрущев навестил Вашингтон, побывал в загородной резиденции президента Америки Кэмп-Дэвид. И пробежался по Нью-Йорку, Лос-Анджелесу, Сан-Франциско, Де-Мойну и Эймсу в Айове. Встретился с президентом и вице-президентом США Дуйатом Эйзенхауэром и Ричардом Никсоном. Хрущев двинул речь на пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН, призвав мир к разоружению. Пообщался с фермером-кукурузоводом Гарстом, посмотрел шоу «Канкан», послушал Френка Синатру и поразился американским столовым самообслуживания.

Итоги того визита для Советского Союза оказались неоднозначными. В стране значительно увеличились посевные площади кукурузы, а во многих городах появились легкие и открытые конструкции. Как бы «наш ответ» американским столовым. Сплав легкого металла и больших стекол. «Стекляшки» оказались побочным эффектном быстро закончившейся оттепели и точками притяжения советских семей. Им давали романтичные названия. «Солнышко», «Белая акация», «Елочка», «Одуванчик», «Ромашка», «Снежинка». Саранску досталась «Чудесница». В те годы столица Мордовии ничем не отличалась от других городов страны и преимущественно застраивалась безликими кирпичными коробками и бетонными монстрами. В СССР вовсю шла борьба со сталинскими излишествами в архитектуре. И тут на фоне унылого однообразия и еще чудом сохранившихся дореволюционных домов в центре города «нарисовалось» детище первого визита Хрущева в США — ​уютное кафе. «У меня там работала мама, — ​вспоминает бизнесмен Виктор Храмов. — ​С чем у меня ассоциируется «Чудесница»? Все просто. Блины, сметана и «какава». Вот именно «какава»!» Так тогда в рабочем Саранске называли напиток, пришедший в СССР из Южной Америки. «Да! «Чудесница»! — ​улыбается «столичница» Ольга Рябинина, живущая и работающая в Москве. — ​Ходили туда в детстве. Помню, что потом волосы и одежда пахли блинами. И, конечно же, «Октябрь», «Юность»… С уроков сбегали порой туда. «Юность» как-то быстро исчезла…»

Сидя в «Чудеснице», легко наблюдалось за городской жизнью. Чем-то она мне напоминала сцены из фильма Николая Губенко «Из жизни отдыхающих». Наверное, туманностью и дождливым настроением. Мои впечатления саранского детства такие — ​идущие в горку Коммунистической улицы родители. Справа темнеет здание медицинского училища, откуда с первого курса сбежал отец. Старательно пыхтя, вверх движется горбатый автобус ЛАЗ. И люди. В одинаково серых одеждах. Советская власть подавляла личность. Индивидуальность приносилась в жертву неясному коммунистическому будущему. Видимо, поэтому горожане любили заходить в «Чудесницу». Не только за блинами. Еще и за ощущением открытости. Свободы. Что было необычно для советского обывателя, привыкшего наблюдать за жизнью других через замочную скважину. В конце 1980-х я любил забегать в постаревшую кафешку, когда трудился выпускающим редактором в газете «Советская Мордовия». Мое рабочее место находилось в одном из кабинетов необъятной типографии. Блинами я разбавлял рацион типографской столовки. Наспех покрашенные батареи, установленные по периметру небольшого помещения, чем-то напоминали останки большого динозавра. Столики противно скрипели, доживая свой век. Масло сменилось маргарином. Да и сами блины утратили былое очарование. Чувствовалась усталость конструкции, входные двери которой закрывались с большим трудом.

Кафе не вписалось в бандитские ­1990-е. В 1997 году городская администрация попытался найти ему законного хозяина. Объявила торги, но они не состоялись. Никто не удивился, когда «Чудесница» оказалась под контролем «борисовских» бандитов. Выросшие на Химмаше парни вряд ли осознавали историческую ценность «стекляшки», к тому времени превратившейся в уличный комок. Только крупнее, чем другие. Легкую курсивную вывеску сменил массивный и мрачный фасад. Мне туда больше не хотелось заходить. Время зажигалок «Зиппо» и борсеток с пистолетами внутри. «Улица» не собирались вкладывать деньги в «Чудесницу». Скупая на эмоции братва подобрала под себя и кафе «Театральное», бывшее пристанищем для творческих людей.

Символично, что «приговор» «Чудеснице» и находившимся рядом с ней кинотеатрам «Октябрь» и «Юность», типографии и зданию союза мордовских графоманов на Советской, 55, прозвучал на излете «лихих 1990-х». Как последний залп беспредельного фейерверка, за которым повисает тишина. Одним движением бульдозера с лица Саранска стерли многолетнюю историю. Приговор вынес пришедший к власти в Мордовии в кровавом 1995 году Николай Меркушкин. С каким-то больным наслаждением. Как же надо было ненавидеть город, чтобы так изуродовать его лицо?.. «Борисовские» не сопротивлялись сносу. «Чудесница» была для них всего лишь еще одной «барыжной» точкой. К тому же у этой группировки были свои взаиморасчеты с властью… До поры до времени…

В номере от 5 февраля 1999 года, в день 48-летия Николая Меркушкина, на четвертой полосе «Столица С» осторожно (дабы не разгневать Главу Мордовии) сообщила, что 31 января в Саранске начали сносить здание бывшего кинотеатра «Октябрь»: «крыша и пол будут использованы Музеем архитектуры и истории Саранска. Сносом здания, согласно распоряжению Ивана Ненюкова, занимается управление жилищно-коммунального хозяйства горадминистрации. Работы займут примерно месяц…» О судьбе «Чудесницы» не сообщалось ничего. Ее просто поддели ковшом экскаватора и сгребли в сторону, освобождая место под будущую парковку. «Последним словом» кафе стал пронзительный скрежет вырываемого фундамента… А вот «Октябрь» умирал медленно, цепляясь кирпичами за мерзлую землю. Символично, что в этом же номере «столичка» рассказала о свадьбе племянницы Николая Меркушкина Ирины и помощника прокурора Пролетарского района Юрия Кичаева. Репортеры писали, что дочь старшего брата руководителя республики Ефима Меркушина и сына начальника отдела гражданской обороны САРЭКСа, а также многочисленных гостей развлекал ансамбль «Лабиринт» экскаваторного завода. «По сложившейся в последнее время традиции, молодым дарили преимущественно деньги, — ​делился наблюдениями журналист. — ​Как свидетельствуют очевидцы, новая свадьба в семье Меркушкиных прошла в лучших традициях веселого семейного праздника». Надо полагать, что снос «Октября» тоже не испортил настроения молодоженам. Семья Меркушкиных уверенно врастала в саранский ландшафт, убирая все лишнее — ​политических конкурентов, настырных журналистов, исторические объекты. Историю древнего города до 1995 года Николай Иванович обозначил нововерхисским термином «гнилушка». На смену крепким дореволюционным и советским постройкам пришли сайдинговые уродцы вроде нового ЗАГСа. Лицо города обезобразили. Что отметили даже специалисты. Например, выпускник Московского архитектурного института Илья Варламов назвал Саранск еще одним плохим городом России. И еще городом-попугаем. За нелепую расцветку. И внес сразу семь саранских строений в «Парад архитектурных уродов». Среди них — ​железнодорожный вокзал, первый корпус университета имени Огарева, театр оперы и балета, «Саранск Арена». Во главе со своим вождем Семья строила свой мир, «ломала» Саранск под свои представления о красоте. Кстати, после свадьбы карьера Юрия Кичаева рванула вверх. В 2009-м мужчина дослужился до судьи Верховного суда Мордовии. И на этом его подъем завершился. По понятным причинам. Главу Семьи перебросили «укреплять» Самарскую губернию.

Еще в феврале 1999-го «Столица С» сообщала об открытии в Саранске теннисного корта. «Соответствует европейским стандартам», — ​добавляла газета. Внедрение игры для избранных в городе, помнившем разбойника Емельяна Пугачева, происходило на фоне разрушения исторических объектов. «Мои предки выращивали в Мордовии виноград и персики», — ​делился воспоминаниями со «столичником» Александром Зюзяевым знаменитый Шамиль Тарпищев.

«Октябрь» — ​еще одно воспоминание детства. После «Чудесницы» родители вели меня в Пушкинский парк. Мне он нравился густыми аллеями, запахом в бильярдной и комнатой кривых зеркал… Кривые зеркала — ​популярное развлечение советской детворы. Здесь можно было безнаказанно строить любые рожицы. И никто не делал замечаний! После парка мы поднимались в «Октябрь». Мне там нравился буфет. Громко пахло лимонадом «Буратино» и песочными пирожными. В холле висели картины мордовских живописцев. Что-то вроде «Ленин на броневике въезжает в Саранск». В «Октябре» показывали взрослые фильмы. И потому я больше любил бегать в другой кинотеатр — ​«Мордовия». Именно он в 1990-е даст название одной из уличных группировок Саранска — ​«мордовские».

Уничтожение «Октября» в какой-то мере выглядело символично. В XIX веке Советская улица называлась Базарной. На ней стояли дома местной знати — ​промышленников и купцов. Особой статью выделялся монастырь Петра и Павла. После большевистского переворота в 1917-м новые хозяева мордовского края взялись кромсать историю на свой лад. Улицу переименовали в Советскую, а в 1930-х до основания разрушили монастырь, слепив из его кирпичей гостиницу «Центральная», типографию «Красный Октябрь» и кинотеатр «Октябрь». Он открылся в 1938-м. И считался премьерным. Именно там саранский зритель впервые увидел шедевр Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни». Именно со сцены «Октября» актер Валерий Золотухин пел горожанам: «Наплевать, наплевать, надоело воевать…» «Октябрь» делился на два просторных зала, но в выходные дни попасть туда было сложно. Киноманы стремились запастись билетами заранее. А в так называемые часы пик возле кассы можно было всегда встретить спекулянта и по двойной цене урвать два билетика на ближайший сеанс. И молодые люди платили! Чего не сделаешь ради красивой девушки, чтобы произвести впечатление! «Октябрь» был таким объемным, что на его задворках время от времени вспыхивали драки между горячими юношами. Поводы находились самые разные — ​от ссоры в очереди в кассу до «дележа» красотки в мини-юбке. Как правило, «битвы» шли до первой крови и заканчивались с появлением милиционера. На месте бывшего монастыря кипели нешуточные страсти.

И вот в конце 1990-х уже Николай Меркушкин, следуя, вероятно, словам из песни «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…», взялся еще раз «опаской пройтись по лицу Саранска». Этот период можно назвать манией градостроительного величия Меркушкина. «Октябрь», гостиница «Центральная» и типография «Красный Октябрь» повторили участь монастыря Петра и Павла. «Если бы его не снесли, кинотеатр рухнул бы сам по себе, так как давно находился в аварийном состоянии, — ​оправдывал решение начальства мэр Иван Ненюков. — ​Освободившаяся площадка не пропадет. На ней установим памятник адмиралу Федору Ушакову». В марте 1999-го «Столица С» задала горожанам вопрос: «Что бы вы хотели видеть на месте снесенного «Октября»?» Примерно 20 процентов опрошенных согласились с установкой памятника. И необязательно Ушакову. Некоторые предлагали вспомнить об уроженце дубенского села Налитово полководце Максиме Пуркаеве. Десять процентов высказались за строительство на этом месте храма. А четверть (большинство!) заявила, что «в любом случае решение примут без их участия». Уже через четыре года правления в Мордовии Николая Меркушкина люди поняли, что от них ничего не зависит! Уроженец Новых Верхисс изо дня в день вдалбливал в земляков простое правило — ​рабы немы. «Учение» продолжалось до 2012 года. Мантры Николая Ивановича чем-то напоминали сцену из советского фильма-сказки «Марья-искусница», где одурманенная подводным царем Водокрутом главная героиня произносит: «Что воля, что неволя — ​все равно…»

В итоге на месте «Октября» старший брат Николая Меркушкина Александр построил часовню. И скромно назвал ее в честь тезки — ​Александра Невского. 3 августа 2000-го ее освятил Патриарх всея Руси Алексий II. Попутно он благословил воссоздание Спасского собора на Советской площади, заметив, что «Мордовская епархия никогда не ставила вопроса о сносе памятника Ленину и строительства на его месте собора». При этом Алексий выразил надежду, что Советская площадь когда-нибудь станет Соборной. При этом Николай Меркушкин кивал головой. Но «верный ленинец» не послушал Патриарха. Он не решился на снос памятника вождю мирового пролетариата. И на возвращение площади исторического названия. Вместо возрождения собора руководитель, нагнув бизнес-сообщество, возвел на месте бывшей гостиницы «Центральная» храм Федора Ушакова. После чего нашлось место и для памятника флотоводцу. Станут ли они святыми местами — ​вопрос открытый. Может быть. Если не рассыпятся, как брусчатка от Меркушкина в центре города.

Через 14 лет рядом с часовней Невского с подачи Российского военно-исторического общества появился памятник героям Первой мировой войны. Прототипом для него стал полный Георгиевский кавалер, уроженец ардатовского села Урусово Сергей Потешкин.

Почему же Николай Меркушкин с таким маниакальным упорством уничтожал уютно-симпатичный центр Саранска, ведь в городе хватало ветхого жилья? Во-первых, он давал заработать на стройках своей родне. Во-вторых, подражая египетским фараонам, надеялся новоделом увековечить свою фамилию, которую федеральные журналисты коверкали как хотели — ​Мекушкин, Мекушин, Мяркушин и даже Муркушкин. Других объяснений варварству не нахожу. Отцентровав Саранск собором Ушакова, «созидатель» отправил на задворки настоящую городскую святыню — ​Иоанно-Богословский храм. Жемчужина XVII века. В 1930-е большевики закрывали его, но не посмели уничтожить. Православные вернулись в него в феврале 1944-го, когда советские войска форсировали Днепр и пинками гнали фашистов на Запад. У меня особое отношение к этой церкви. Особый с ней разговор. Когда стоишь внутри и слушаешь священника, чувствуешь связь времен. Что столетия назад на этом месте молились те, кто своими жизнями делал историю Саранска. С разрешения Меркушкина вокруг церкви шеренгой выстроились торгово-развлекательные центры. И дело чести следующих поколений вернуть Иоанно-Богословскую церковь городу.

…Консультация прошла успешно. Через несколько часов я разговаривал с мамой. «Сынок, — ​радовалась она. — ​Все хорошо, сынок. Страхи наши оказались напрасными. На этот раз… «Чудесница»? Да, блины были с маслом и сметаной. Еще с повидлом. Яблочным, по-моему. Тогда в Саранске «Чудесница» была почти единственным местом, куда родители могли заходить с детьми. Пушкинский парк и «Чудесница» — ​вот и все места для семейных прогулок. Еще до твоего рождения я любила бегать в магазин «Диетический». Он работал в районе механического завода на Большевистской. Там продавали сгущенное молоко. Даже вареное! Сколько я его тогда съела! Шоколад был дороговат. Как и колбаса. Вот и отрывалась на сгущенке… Съешь баночку, и бегом в «Октябрь» — ​на новый фильм. Так и жила, пока с твоим отцом не встретились. Жаль, что «Чудесницу» снесли. Что сейчас на ее месте — ​пустота… Вкусно там было… Ты еще любил блины с калёночками. Такие — ​чуть подгоревшие по краям…»

Мама права. Таких блинов я больше нигде и никогда не ел…