Кэт–2*

«Встаем! Через пятнадцать минут закрываются туалеты. Начинается санитарная зона. Встае-о-ом! Сдаем постель!» — ​Кэт разбудил хрипловатый голос проводницы. Поспать ей толком не удалось. Мешали суетливые соседи. Они то пили какую-то отраву, предлагая всем присоединиться, то резались в карты на раздевание, то последними словами ругали Ельцина. Только под утро Кэт задремала, и вдруг противное: «Встае-о-ом…» Вагон недовольно зашевелился, засверкал стоптанными пятками, засуетился, проверяя, на месте ли деньги и документы. Запахло курицей, яйцами, потными носками… Кто-то потребовал чаю. Расталкивая сонных пассажиров, проводница недовольно двинулась за стаканами. Полноватые ее ноги то и дело задевали грязные объемные сумки. «Кипятка мало», — ​громко объявила она, намекая на то, что не собирается поить всех и каждого…

Ботаник появился в жизни Кэт случайно. Ниоткуда. И вовремя. Особых чувств она к нему не испытывала. Зато парень не пил, не шатался по саранским кабакам, не ездил на стрелки и не пытался трахнуть ее ТТ или Макаровым. И вроде даже влюбился в Кэт. Любовь он доказывал заботой. Покупал ей еду. Редко — ​одежду. Денег вечно не хватало. Однажды на 8 Марта приволок морозную розу. Она краснела вместе со щечками Кэт, не привыкшей к широким жестам. «Один цветок дарят только любимой», — ​сверкнул очками ботаник. После чего Кэт недовольно поморщилась. Парень явно не соответствовал ее представлению о мужественности. Она еще помнила, как очередной любовник засыпал, пряча под подушку пистолет. Но и от таких деятелей Кэт устала. И от частых похорон, когда братва, гроб на вытянутых руках и клятвы у могил непременно кому-то отомстить. Девушка решила что-то изменить в своей запуганной жизни. Например, попытаться полюбить ботаника, главным достоинством которого оказались большие очки с темными стеклами и худое лицо. Кэт особо не интересовалась, как и где зарабатывал ботаник. Ее волновали не деньги, а их количество. «В Саранске перспектив нет. Оставаться здесь нет смысла. Едем в Москву», — ​в самом конце лихих 1990-х скомандовал ботаник. И Кэт подчинилась. Денег хватило на плацкарт. «А где там будем жить?» — ​на всякий случай поинтересовалась она. «Есть вариант снять квартиру в районе метро «Аэропорт». Работу я уже нашел», — ​дал понять, что все находится под его контролем, ботаник. «А мне что делать?» — ​уточнила Кэт. «Там разберемся», — ​загрустил ботаник. «Аэро­порт», — ​подумала Кэт. — ​Символично, если оттуда начнется мой взлет…» Куда и с кем она собиралась лететь — ​оставалось загадкой. Уж во всяком случае не с ботаником.

«Я же просил чай без сахара!» — ​тряхнул вагон грузный мужик в полосатой майке военно-воздушных войск и черных бесформенных штанах. «А ты не мешай, и будет без сахара», — ​злобно хохотнула проводница, манерами напоминавшая советскую скульптурную композицию «Девушка с веслом». Кэт уставилась в окно. «Туалеты закрываю, девушка», — ​почему к ней обратилась проводница. Кэт бросила на нее взгляд, оценивая бесформенность пухлой груди, «рвущей» застиранную блузку, и молча отвернулась. «Туалет на вокзале платный, — ​не отступала женщина, но тут же переключилась на другую жертву. — ​Мужчина, я же сказала — ​постель сдаем!»

Кэт выскочила на перрон Казанского вокзала под звуки идиотской песенки про «любимую Москву». Ботаник бежал где-то впереди. Вечно он куда-то спешил… Возле спального вагона Кэт притормозила. На нее через запотевшее окно глядело опухшее после ночной пьянки мурло. Верхняя форточка была полуоткрыта. Мурло достало из кармана пиджака черную расческу и несколько раз скребануло ею по основательной лысине, пытаясь вернуть себе человеческий облик. Затем мурло раскрыло рот, изображая улыбку, и неожиданно громко произнесло: «Вставай, Васька! Москва, приехал!» И тут же из недр купе выполз похожий на заброшенную дачу Васька. С таким же, как у приятеля, опухшим рылом, безумным блеском узких глаз и глубокими складками на песочных брюках. Его мятая рубашка и галстук лопатой требовали любви. «Вот уроды, — ​шевельнула губами Кэт. — ​Небось большие начальники». Она сразу вспомнила сцену, как один влиятельный начальник стоял на коленях перед ее очередным любовником, моля о пощаде. «Я для тебя все сделаю, — ​подметал он полами пиджака ресторанный линолеум. — ​Что хочешь?» При этом брюшковатый персонаж лет 40 пытался поцеловать белые кроссовки возлюбленного. «Бестолковые упыри, — ​морозный воздух тронул уставшее лицо девушки. — ​Бестолковые, а ездят в СВ». И она зашагала прочь от похмельных рож. Возле входа в метро ее ждал до обидного трезвый ботаник.

Ботаник не соврал. Первое в Москве съемное жилье в районе «Аэропорт» за триста долларов в месяц оказалось комнатой в кирпичной двушке. Интеллигентные соседи. Утром можно было вый­ти за молоком и в очереди к желтой бочке встретить актера Михаила Глузского. Или расшаркаться перед собачкой Евгения Дворжецкого. «В соседнем доме жили Владимир Войнович, Белла Ахмадуллина и даже Константин Симонов. У него там находился рабочий кабинет», — ​ориентировали в пространстве чуткие соседи после знакомства. Но главной достопримечательностью района оказались тараканы. Чем их только ни травили… Юркие существа на какое-то время отступали, а затем еще плотнее оккупировали московские кухни, возмущая обитателей жизнелюбием.

Кэт не особо интересовалась, где работает ботаник. Он исчезал ранним утром, а появлялся вечером, давая девушке возможность отдохнуть от его внимания. Но денег все равно не хватало. И рано или поздно любой красотке становится тесно в трусах, взятых по дешевке на рынке «Динамо», если стоять перед витриной магазина нижнего белья «Виктория сикрет» на «Манежке». И все труднее таскать картошку с рынка возле кинотеатра «Баку», видя, как на улице Лизы Чайкиной трутся о «Мерседесы» разодетые в дорогое барахло проститутки. Сложнее заглядывать в будущее, вжимаясь в заблеванный вагон метро. Москва — ​город больших возможностей. Но далеко не для всех. Ботаник и Кэт не могли себе позволить посидеть даже в кафе. А вместо воскресного похода в кино ставили кассету в раздолбанный видик. Иногда выбирались в гости к знакомым ботаника. Таким же бедолагам из Саранска. Сидя на кухнях съемных квартир, Кэт грелась одинаковыми историями. «Приехала к нам сестра жены, — ​слушала она под горький чай с овсяным печеньем. — ​Видная девушка. Модельная внешность. С красным дипломом МГУ имени Огарева. Все дела. Прожила у нас два дня и говорит: «Вот живете вы с видом на МКАД. Экономите даже на сахаре. У меня все будет по-другому. Я — ​умная. Красивая. Через неделю устроюсь в какой-нибудь банк. Еще через неделю за мной будет ухаживать управляющий. Или даже учредитель. Снимет мне жилье в центре. Будет водить по ресторанам. Полетим с ним на Мальдивы. Или Бали. Серфингом заниматься. Купит мне красивую машину и сразу квартиру. А как иначе? А вы так и будете на МКАД пялиться. И копейки считать…» И что вы думаете?» — делал паузу рассказчик. «Что? — ​задумчиво шептала Кэт, теряя интерес к печенью. «А то! Через неделю сосиски вязала на черкизовском мясокомбинате. За 25 тысяч рублей!» «Какая все-таки мерзкая Москва», — ​думала Кэт, не обладавшая модельной внешностью. Но однажды в ее жизни наступили перемены.

Ботаник что-то там напаял. Или изобрел. Или поучаствовал в какой-то избирательной кампании. Это и не важно. Важно, что он получил какие-то большие деньги. И Кэт уже присмотрела себе новые туфли и коричневую дубленку, в которой будет не стыдно вый­ти в люди, но ботаник купил фотоаппарат. Зеркальный «Кэнон» с оптикой. «Ты дурак? — ​возмутилась Кэт, когда ботаник приволок коробки в комнату, которую почти полностью занимал разложенный диван. «Буду фотографом. Кем-то вроде Юры Роста. Звезд начну фотографировать, — ​прикрутил ботаник оптику к «тушке». — ​Дополнительный заработок». «Чтобы стать Ростом, для начала родись в семье известного актера. И в Киеве, а не в пролетарской глубинке», — ​съязвила Кэт, облизав от волнения узкие губы. Так она делала всегда, когда сильно волновалась. «Знаешь, — ​неожиданно продолжил ботаник. — ​А давай я тебе покажу, что и как. Хватит тебе бездельничать. Писать ты все равно не можешь. Станешь фотографом. Тут все просто. Я объясню…» «Я не смогу», — ​испугалась Кэт щелчка затвора… и через несколько дней отправилась на первую съемку. Пробиваться на фоторынок она решила с издания «Вечерняя Москва», где трудился знакомый мужчина. Ничего личного — ​случайное знакомство в прошлой жизни. И вот оно пригодилось. Кэт выбралась из надоевшей съемной квартиры, в которой ненавидела все — ​пыль на глиняных статуэтках, сколотые чашки, громко работавший советский холодильник и потемневшую, как лава вулкана, чугунную ванну. Поначалу серьезных денег новое ремесло ей не приносило. Зато Кэт обросла новыми друзьями. Она резко отличалась от саранских ухажеров, писавших в кроссвордах «Франсыя» или «атэц», но знавших, в какой части атемарского леса лучше всего закопать свежеубитого врага. И Кэт влюбилась. В высокого, статного и белокурого москвича с многообещающим именем Сергей. Сначала обладатель потасканной иномарки угостил ее в «Шоколаднице» кофе и блинчиками. Затем сводил в кино. А потом трахнул в своей московской квартире, которую делил вместе с вежливой, воспитанной и деликатной мамой. Помимо мамы, Кэт понравилась в квартире душевая кабинка, которых в Саранске еще не устанавливали. Постояв под контрастным душем, она объявила ботанику, что тому пора искать себе новую хату. «Ты обязательно будешь счастливым. Заработаешь кучу денег. Я еще буду тобой гордиться», — ​тараторила она, бросая пожитки ботаника в огромную черную сумку с надписью «Адидас». Ботаник съехал в район «Сокола» и сосредоточился на карьере. На память о нем Кэт оставила теплые воспоминания, порнокассеты и набор фототехники. Роман с подающим большие надежды свободным фотографом Сергеем развивался бурно. Парень рассказывал Кэт, как ездил чуть ли не в Афганистан в качестве стрингера от агентства «Рейтерс». И даже попадал в плен. А освобождал его вроде как американский спецназ. Москвич оказался галантным кавалером и любителем ночных клубов. Он искренне восхищался провинциальной Кэт. И ее нетребовательностью. Однажды вручил даме сердца арабский мужской платок. «Арафатка согреет тебя, когда я снова уеду снимать войну», — ​торжественно объяснил он суть подарка. «Дело идет к свадьбе, — ​делались последними новостями с подругами Кэт. — ​Месяц- другой, и я наконец-то сменю фамилию. Стану москвичкой. Сергей — ​самый лучший, самый умный, самый красивый и самый любимый мужчина в моей жизни…» Но прошел месяц. Затем второй. Третий. Кэт узнала от общих знакомых, что ботаник куда-то пробился, кем-то стал и собирается покупать квартиру. Чужой успех нервировал ее. Она все чаще скандалила с Сергеем по разным поводам. И если первое время Кэт часто оставалась ночевать в «гнездышке» Сергея и его мамы, то затем вернулась на съемную квартиру. «Творится что-то не то, — ​гоняла она, прикидывая варианты. К тому времени Кэт полюбила носить бандану, джинсы-клеш и «подсела» на тупой американский сериал «Секс в большом городе», обретя новую забаву — ​обсасывать с подружками за чашкой чая «кости» бывших. Еще постриглась под мальчика, пришпилила к пупку железяку, заделалась веганом. Разухабистый хит «Кабриолет» Любы Успенской остался в Саранске. Теперь Кэт увлеклась гламурной британкой Аду Шаде. Того требовала изменчивая московская мода. Кэт боролась за Сергея как могла. Сделала для его любимой и нежной мамы фотосессию, потратив самую дорогую цветную и черно-белую пленки. Снимки получились теплыми и чувственными. Как парное молоко в цинковом ведре, когда его только занесли в крестьянскую избу. Но… Однажды Кэт случайно подслушала, как мама наставляла Сергея. «Дорогой мой, — ​втолковывала опытная москвичка влюбленному отпрыску. — ​Ты, конечно, можешь пользоваться провинциалками. Как пел Высоцкий: «Про-це-дуррами…» Но не снимай презерватив. Мало ли что у нее там… Понимаешь? И помни, что ближе матери у тебя не будет человека. А таких Кэт — ​десятки. Сотни…»

И Кэт заволновалась. Она сбегала в клинику, сдала анализы на различные инфекции и притащила Сергею справку, убедив его, что ничем ТАКИМ не болеет. Мол, можно смело без презерватива. А через некоторое время объявила ошарашенному парню, что беременна. «У нас будет ребенок, — ​поделилась новостью Кэт, и вечером того же дня ее на скорой увезли в больницу. В район улицы Алабяна. Дежурный хирург, изучив живот пациентки, зычно скомандовал: «Быстро в операционную! Это ​внематочная!» Если бы не этот мужчина с грузинским акцентом и крепкими волосатыми руками, Кэт легко бы отдала душу раньше времени. Чаще Сергея бледную и похудевшую Кэт в больнице навещал ботаник. Он и отблагодарил хирурга, притаранив ему бутылку дорогого коньяка. «Это лишнее, — ​спрятал подарок в сейф суровый мужчина. — ​Я сделал ей очень тонкий шов, чтобы могла в бикини ходить. Все-таки даже тридцати лет нет. Молодая совсем. Вовремя привезли. Еще бы два часа, и все… Могла истечь кровью…» Ботаник слушал и глупо улыбался. «А ты кто ей будешь?» — ​спросил хирург. «Я?! — ​растерялся ботаник. — ​Друг, наверное…» «Что-то много у нее друзей, — ​заметил медик. — ​Это вредно для здоровья. Надо ей сказать, чтобы берегла себя. Хотя сама она теперь не забеременеет. Но сейчас можно родить и без мужского участия…»

Выйдя из больницы, Кэт сама поставила точку в отношениях с Сергеем. Чтобы заработать хоть какие-то деньги, она «подписалась» работать на организаторов Московского международного кинофестиваля. Так в ее жизни наступил «актерский» период. Честно отбатрачив несколько дней в кинотеатре «Россия», Кэт по просьбе Никиты Михалкова отправилась в недельное турне по Волге на пароходе. Такова уж была традиция ММКФ — ​после закрытия приглашенные звезды, устроители и российские знаменитости весело плыли и гуляли, редко покидая судно с патриотическим названием «Георгий Жуков». Соскучившаяся по положительным эмоциям Кэт легко влилась в творческую компанию. И в первый же вечер отдалась актеру, которого все почему-то дразнили «дальнобойщиком». Все бы ничего, но любовников «запалил» репортер издания не то «Жесть», не то «Жизнь». Он следил за парочкой, тайно снимая их «воркование». «Дальнобойщик» настолько увлекся рыжеволосой девушкой, что официантам приходилось оставлять еду возле двери каюты, — ​строчил он. — ​Можно только догадываться, что каюта стала для пары ложем страсти и бурной любви». Журналист в подробностях описывал, во что именно была одета Кэт, не забывая упомянуть про актера, переживавшего не самый радужной период в личной жизни. Он вроде балансировал на грани развода. Или сумасшествия. Что-то в этом духе. «Влюбленные не расставались всю неделю, — ​свидетельствовал писака. — ​А когда уже прощались, глядя на Московский речной вокзал, «дальнобойщик» сказал грустной девушке: «Ну, чего ты?! В одном городе живем. Еще увидимся…»

Материал разбежался по городу двухсотысячным тиражом. Обложку издания украшала полноватая задница Кэт и влюбленное лицо «дальнобойщика». Говорят, что Сергей случайно купил газету, которую презирал за «желтизну». Он сразу узнал филейную часть наскучившей ему возлюбленной. Но все-таки набрал номер телефона Кэт и пообещал быстро приехать. На всякий случай Кэт вызвонила подруге: «Приезжай срочно! Боюсь, что он меня убьет!» Сергей примчался на своей иномарке быстрее подруги. И без лишних слов завалил Кэт на койку, забыв купить по дороге презервативы. На память об актерской любви Кэт «сохранила» обильную молочницу, от которой Сергей потом долго лечился. А от Сергея у нее осталась та самая арафатка. Она еще мыла ею полы на очередной съемной квартире.

Потускневшая Кэт попыталась было вернуться к ботанику, прикупившему-таки квартирку в Москве. Но неожиданно получила отказ. «Извини, — ​пояснил ей бывший. — ​Я не умею жить с членом в заднице. Тебе лучше найти спутника, который ничего не будет знать о тебе. А заодно не трахайся налево и направо». Кэт не вняла совету. У нее сорвало крышу. Или что там было… Как бы мстя всем мужчинам сразу, и даже «дальнобойщику», она кинулась снимать актеров не только на пленку. Причем фотографии Кэт становились все лучше, ярче, а вот личная жизнь — ​все запутаннее. Ее видели то с Эвклидом Кюрдзидисом, то с Александром Носиком, то с автором единственного хита «Шелковое сердце» Паскалем. «Слухи о моих романах сильно преувеличены, — ​твердила Кэт знакомым, при этом она иногда жаловалась ставшему каким-то родным ботанику: «Ты не скажешь, почему актеры часто расплачиваются за ночь любви контрамарками?» «Я не знаю, — ​вздыхал ботаник. — ​У меня нет контрамарок… К тому же, по-моему, актеры любят только себя…» «Но ты мог бы иногда мне помогать деньгами, — ​нервно добавляла Кэт. — ​Хотя бы в память о прошлом…» «Ничего хорошего в прошлом у меня с тобой не было…» — ​парировал ботаник, все больше влюбляясь не в девушек, а в Москву. «Я думала, что мы друзья», — ​вынимала засаленный козырь Кэт. «Я — ​тоже», — ​отключался ботаник, примеряя в ЦУМе рубашку «Армани». И Кэт запаниковала. Все-таки тридцать лет, а ни семьи, ни жилья, ни постоянной работы. Только фотоаппаратура, молочница и «арафатка». И Кэт завязала с актерами. «Знаешь, я ненавижу театр, — ​признавалась она ботанику. — ​Противно там бывать…» «А я наоборот — ​полюбил», — ​отвечал ботаник, заходя в очередной бутик.

Кэт «изменила» творческим людям с политиками. Начала фотографировать лживых дядей в дорогих пиджаках для биллбордов и предвыборных листовок. И однажды разглядела в объектив «Кэнон 1V» свою судьбу, когда напротив Кэт в съемной фотомастерской на стульчик присел брюшковатый и заросший щетиной мужчина. «Не женат или разведен», — ​как-то сразу поняла она. «Смотрите не на меня, а в объектив», — ​попросила Кэт бизнесмена-политика. «Извините, девушка, но я глаз от вас не могу отвести, — ​скрипнул стульчиком будущий отец ребенка Кэт. — ​Как вас звать?» «Кэт…» — ​тихо произнесла бывшая жительница Саранска и облизнула губы. Так она делала всегда, когда сильно волновалась…

*Кэт — ​собирательный образ. Все описанные события происходили в реальности.