Древнегреческие кефтедес в соусе супруги Амфитриона
Как Геракл тринадцатым подвигом мир потешил.
Двое в комнате — я и Геракл. На голове у него лавровый венок, в руках поварешка. Говорит, отпросился на пару деньков у царя Эврисфея, чтоб познакомить меня с древнегреческими кефтедес. Для новых проб я всегда открытый, поэтому ложусь на сафьяновую подушку и смотрю, как сын Алкмены раскладывает на столе говядину, как прокручивает свиную мякоть с луком, как изворотливо бьет в яркий фарш сырые яички, как сыплет из горсти хлебные крошки, а лишнее бросает под ноги голубям. Хорошо лежать на диване и любоваться округлостями самолепных мясных шаров. В ладонях Геракла фарш обретает совершенную форму.
То ли еще будет! Дело пахнет тринадцатым подвигом. И если борьба с мясом напоминала удушение немейского льва, то лютое обжаривание свино-говяжьих колобочков нарисовало картину убийства лернейской гидры. Здесь мне пришлось выступить в роли Иолая и взять на себя часть обязанностей. Я вливал в сковороду оливковое масло! Чудесное, ароматное, купленное по случаю с огромной скидкой. Восемьсот рублей за поллитру, а я урвал по пятьсот! Место не укажу, потому что есть планы оптовых закупок. И вот шарики жарятся. Батюшка Геракл вертит в масле солнечные кефтедес, успевая при этом играть на кифаре песни Средиземного моря. Сначала обжарка, а потом по плану тушение в соусе супруги Амфитриона.
Геракл поправляет листья лавра на лбу и вытирает слезы, бегущие по щекам от раздеваний ядреного лука. Лук режет мелко, рыдает. Это сложнее, чем истреблять стимфалийских птиц и ловить керинейскую лань. Лук попадает в кипящее масло и снабжается через минуту легкими специями, сушеным базиликом и солью. Мгновения восторга и восхищения,
многоценные моменты близкой фортуны. В лук попали и барбариски — с ними легенды и мифы гарантированно оживут.
Лук горяч, лук теряет внутреннюю свирепость, но обретает нежность белопенных приливов. Лук — огонь! Лук — критский бык! Его укротит сметана. Щедрыми ложками Геракл утешает жар, размешивает, а при очередном закипании вливает настоящий томатный сок. Из тех самых помидоров, какие любил солить в глиняном пифосе сам Диоген Синопский! Кипят и сметана, и сок. Половина чайной ложки сахара от Геракла дополнит мифологическое полотно и станет финальным соусным аккордом. Время вспоминать о кефтедес. Они поеживаются в соседней сковородке, ожидая свежих вливаний.
Это не похищение коней Диомеда, не кража коров трехголового Гериона, это долгожданное соединение одиноких сердец. Кефтедес тушатся в соусе. Под стеклянным куполом, под сенью олив, под бдительным взором героев. За миг до готовности обрушиваем внутрь мелкие чесночки и три лавровых листа с головы бессмертного гостя, веселим вид живым сельдереем и красным молотым перчиком.
— Чуешь ли силу в себе, брат Геракл? — Чую. — Будешь ли играть в Олимпийские игры на кухне? — Буду! — Так расставляй тарелки! Пора причислить чревобесие к олимпийским видам спорта — зимним и летним.
Благословенный соус супруги Амфитриона весь выварился, весь впитался в кефтедес, поэтому делаем свежий, взбивая сметану с чесноком и томатами. Ставим соусник по центру и окружаем его нашими рукотворными деликатесами. И хлеб уже из духовки руками машет, испекся. Отломим, макнем в соус, попробуем. Дни древнегреческой культуры в Саранске мы с Гераклом просим считать открытыми. Тринадцатый подвиг — свершенным.
