Первый? Главный!..

Пожалуй, ни один слом саранских памятных мест, которых наш город во времена меркушкинской созидательности пережил порядочно, не воспринимался горожанами с такой болью. Летом 2010 года равнодушный ковш гигантского экскаватора бесстрастно рушил архитектуру первого корпуса Мордовского университета. Здания, с которым связаны у нас лучшие годы не одного поколения… Грохот, стон и скрежет превращаемой в ворох грязи людской памяти о первых шагах в познании мира и себя, о самой замечательной поре — ​своей юности — ​навсегда покрыла пыль тех сносимых руин. Фиксированная камерами сотен гаджетов, сегодня эта хроника воспринимается как документ обвинения тогдашним властям в их упертом стремлении поставить крест на прошлом человеческих судеб. Причем в том числе и своих собственных. Ведь все (все!!!) мы вышли из «широкого рукава» этого главного корпуса главного вуза Мордовии!..

А годом позже — ​ровно десять лет тому назад — ​руководство огаревцев уже рапортовало о начале возведения на расчищенном пустыре нового здания университета. Сроки сдачи объекта неоднократно переносились. Но в 2016-м открытие таки состоялось. Семнадцатиэтажная высотка, претендующая на право называться «красивейшим архитектурным явлением Саранска», увы, не отличилась оригинальностью и сразу была окрещена горожанами — ​«сталинкой». Уж слишком явно в его помпезно-вычурном стиле просматривались аналогии с главным корпусом другого МГУ — ​Московского, что на Воробьевых горах. Извечная провинциальность периферии: не заявлять о себе своеобразием и новаторством, а опять и опять повторяться в кичливых копиях всего столичного, — опять проявилась здесь во всей откровенности.

«У». «Нивер. «Стет»

Эти три волшебных слова: «у», «нивер», «стет» — ​впитались в меня, должно быть, с первых дней жизни. Что это такое, я пытался понять долго и безуспешно. Но усвоил главное — ​судьбы моей семьи и той «нивер» связаны были накрепко.

…Впервые я переступил ЭТОТ ПОРОГ в свои лет шесть. Помню, была ранняя осень (а может, поздняя весна?). Вечерело. Забрав меня из детсада, мама повела, вопреки обыкновению, не домой — ​а ТУДА! Так я впервые оказался в первом корпусе огаревского вуза… Большая межфакультетская аудитория располагалась на третьем его этаже, сразу справа от парадной лестницы: гулкие просторные прогалы, облупленная синева масляной краски на стенах (вверху — ​пыльная побелка), щербины на истертом бетоне ступеней, бутылочная зелень стеклоблоков в окнах у лестничных площадок (пробоины местами заделаны цементным раствором). За ровные ряды аудиторных парт (обшарпанных, крашенных в коричневое), наверное, сразу усаживалось человек сто. Измазанные меловыми разводами, обитые линолеумом доски. Невысокий подиум перед ними, с лекторским столом и кафедрой. В ничем не занавешенные просторные окна заглядывала перспектива тенистой Богданки. И главное — ​архитектурная мысль разрезала там все пространство несколькими несущими колоннами. Вот за одну из них мама меня и усадила, всучив пару листков и цветные карандаши.

Но рисовать не хотелось. Все вокруг и без того увлекало: сотни склоненных голов, ритмичный шелест страниц и скрип по бумаге чернильных перьев, узорочье из рисунков и надписей, которым пестрели все столы, паутина трещин на стенах и, главное, над всем этим — ​властный, раскатистый, вибрирующий мощным эхом из-за моего столба голос невидимого мне лектора. «Итак, пишем!» — ​командовал мне и всем вокруг столба, и сотни голов склонялись разом, сотни рук брались старательно выводили ровные строчки на белых листах. Это единодушие меня, уставшего вертеться на жесткой скамье, все больше и больше вдохновляло. Настолько, что в один прекрасный момент я решил уподобиться говорившему и вдруг зычно пробасил: «Итак, пишем!..»

Повисла кромешная тишина, вслед за тем взорвавшаяся неудержимым гвалтом. Волокомый раскрасневшейся мамой (свободной рукой она неловко сграбастывала свои вещички), я был выпровожен ею наружу, и последнее, что сохранил в памяти, — ​огромную, всю в черном, фигуру человека, в конвульсиях хохота перегибающегося через кафедру…

…В следующий раз я вошел в ту ауди­торию годами позже — ​слушателем факультатива довузовской подготовки. Именно тогда сложилось, срослось, сплелось, спелось то замечательное сообщество «филолухов» 1987–92 (93) годов, братству которого мы верны и по сей день! Да, первый корпус никогда не был нам так дорог, как родной, десятый. Но теплую память о разверзнувшемся гуле его коридорных крыл, обшарпанных, но таких намоленных кабинетах и даже о прокуренных подлестничных закутах буду хранить вечно! Это так же дорого мне, как голоса любимых педагогов, гомон друзей-однокурсников, запах книг, которые впервые открывал для себя, сидя на облезлых (но так удобно широких) подоконниках в рекреациях «первого»… А сахарные крендельки в прихлебку с жидковатой бурдой («кокао»!) в буфетике на первом этаже?! А сигаретка, раскуренная напополам с другом на жердочке вросшей в землю чугунной оградки в полисаднике перед парадным входом?! А сколько страданий впитали в себя те стены, двери, потолки, немо наблюдая за вереницами катаржан, ожидающих своей участи в дни сессионных бдений? Что по степени нервного накала может быть сравнимо с моментом, когда из заветного кабинета выскакивал очередной страдалец и, махая зачеткой, восклицал единственно ожидаемое: «Сдал!!!»

На всем этом равнодушием и амбициями «созидателей» был поставлен жирный крест в 2010 году. Да, в нынешних прекрасных пространствах нового здания новые студенты будут испытывать тоже яркие эмоции, на всю жизнь закладывая их уже в свою память. Но это будут совсем другие впечатления. Другие!..

Имени Хатаевича

За девяносто лет своей истории Мордовский университет сменил несколько своих главных корпусов. 1 октября 1931 года в трехэтажном доме номер 22 по улице Халтурина открыл двери для первых студентов Мордовский агропедагогический институт. Здание (одно из старейших на сегодняшний момент у нас) было выстроено в 1912 году как вторая очередь городского реального училища. Первая — ​двухэтажная — ​возведена в 1907 году. На четырех отделениях вуза тогда занималось 116 студентов. Возглавил коллектив Иосиф Григорьевич Амбросимов, много сделавший для организации высшего образования в Саранске.

Следует отметить, что открытие учебного заведения напрямую связано с преобразованием Мордовского округа Средневолжского края в Мордовскую автономную область (постановлением Президиума ВЦИК от 10 января 1930 г.). Потому 10 октября 1931 года на собрании, посвященном открытию первого вуза в Саранске, по желанию собравшихся Агропединституту присвоили имя Менделя Марковича Хатаевича, в то время — ​руководителя Средневолжской партийной организации, — ​цитирую я исследование саранского историка Вячеслава Куклина «Биографии Саранских улиц». — ​Надо полагать, что в 1937 году, после ареста и расстрела Хатаевича, первый мордовский вуз утратил право называться именем этого «врага народа». В 1938 году ему присвоили имя поэта Александра Полежаева, уроженца здешних мест. В 1970-м — ​акшинского помещика-публициста Николая Огарева.

С 1932 году в Саранске на углу улицы Большевистской и Рабочего переулка (ныне улица Б. Хмельницкого) на месте одноэтажной жилой застройки велось строительство новых корпусов Мордовского государственного педагогического института (МГПИ). Преобразование вуза потребовало новых пространств, — ​черпаю я сведения из статьи кандидата искусствоведения, старшего научного сотрудника Музея им. С. Д. Эрьзи Виктора Махаева «Архитектурный комплекс Мордовского университета: прошлое, настоящее и будущее». — ​Проект зданий был разработан архитектором Гипровуза А. Л. Якобсоном и представлял собой два учебных корпуса, объединенных в Г-образную композицию. Главный вход был запроектирован в угловом вестибюле, обращенном на Большевистскую. Во дворе размещались пристроенный спортзал и спортплощадки.

В 1932–1934 годах под наблюдением инженера В. И. Плетнева сооружался корпус № 1 по Рабочему переулку с ауди­ториями на 720 человек. Он представлял собой четырехэтажный Т-образный объект простых геометрических форм в конструктивистском стиле. На перекрестье улиц к входной части был пристроен одноэтажный актовый зал. В 1940 году была выстроена вторая очередь комплекса — ​корпус по Большевистской. Оба корпуса имели коридорную планировку. В 1947–1950 гг. знаменитый саранский архитектор С. О. Левков реконструировал эти корпуса: главный вход был украшен восьмиколонным портиком большого ордера (квадратные в сечении колонны высотой в три этажа опирались на пьедестал, внутри которого разместился тамбур, и поддерживали массивный антаблемент с высоким фризом). Именно этот ансамбль фасада в стиле классицизма и сохранится навсегда в памяти людей!.. Между прочим, тогда же перед входом был установлен монумент Сталина (уменьшенная копия скульптуры С. Д. Меркурова на канале Москва — ​Волга), простоявший там до 1961 года. Позже корпус по Богданке был удлинен и в пристрое размещена библиотека.

Первый

Первый корпус стал официально именоваться университетским в 1957 году, когда МГПИ был преобразован в МГУ. Какой подъем царил тогда в этих стенах! — ​писала «Столица С» в 2015 году. — ​Изменилась сама атмосфера. В 1956 году именно там состоялось закрытое собрание, где прочитали доклады делегат XX съезда партии, председатель Мордовского совмина Иван Астайкин и секретарь горкома комсомола Анатолий Березин. Затем последовала научно-практическая конференция на тему «культа личности». Вскоре после разоблачительных мероприятий возле первого корпуса демонтировали памятник Сталину. Спустя много лет голову Сталина нашли при строительстве второго корпуса. Остальная часть вождя, возможно, до сих пор хоронится в земле…

…В углу корпусного гардероба (слева от входа в огромном, отделанном мрамором вестибюле) всегда стоял ящик с мелом, — ​продолжали в 2015 году вспоминать «столичники». — ​За «атрибутом знаний» приходили даже из других корпусов. Мел был сырой, неформованный. Больше всего от его плохого качества страдали преподаватели физического и математического факультетов, ведь для них это был главный инструмент. Писать таким мелом длинные уравнения невозможно. А если еще доска в заплатах? Первый корпус имел помпезный фасад, но внутри — ​бедность!.. А иногда озорники натирали доски воском, чтобы мел скользил. Или царапали на ней непечатные слова… Кстати, о шутках. Проректор по учебной части Петр Васильевич Рамадин, читавший теорию механики, носил большой портфель и, судя по всему, не заглядывал в него месяцами. Проказники положили туда кирпич, который обнаружили выброшенным спустя… полгода. Случай стал настолько знаменитым, что все преподаватели начали тщательно проверять свои сумки.

А как забыть тоже ставший легендарным в начале уже 1990-х случай, когда филологи на лекции у всего курсового потока (объединявшем педагогов, националов и журналистов — ​человек за сотню!) все в той же аудитории на третьем этаже перевернули кипу пожелтевших листов у преподавателя, ненароком отлучившегося по какой-то своей нужде. И вернувшийся доцент продолжил чтение с нового места, совершенно не заметив подмены. Более того, изменений в содержании не уловили и студенты!

…Бывший декан математического факультета Валентина Ивановна Сорокина помнит первый корпус с 1945 года. Среди моря деревянных домиков он казался почти дворцом. На четвертом этаже по ул. Б. Хмельницкого размещалось общежитие. Большие комнаты разгораживались на секции простынями. Как и все городские студентки, Валентина забегала туда к подругам перед танцами, чтобы навести марафет. Танцы под гармошку проходили в спортивном зале, который был расположен рядом во дворе. Часто там давал концерты оперный бас Илларион Яушев…

… В первом корпусе читал лекции Михаил Михайлович Бахтин. По Саранску блуждал кривотолк: дескать, из репрессированных, инвалид, отправлен в ссылку. По воспоминаниям студентов той послевоенной поры, на фоне всеобщей разрухи в аудиториях стояли крепкие столы и стулья. А в преподавательской на третьем этаже был даже диван! А на диване сидел Бахтин, всегда в густой завесе табачного дыма. Студенты ныряли в нее и устремлялись к столу, к которому был прислонен преподавательский костыль… Бахтин читал лекции по истории литературы, рассказывал о запрещенном тогда Фрейде, часто пересыпал речь цитатами на четырех иностранных языках. Никто тогда не догадывался, что ученого ждет мировая слава. Студенты его любили. Сразу окружали в коридоре. Михаил Михайлович запросто с ними покуривал! Причем с Бахтиным общаться осмеливались только юноши. Девушки жались к стенам: стеснялись его инвалидности!

Проректор по хозяйственной части Кузьма Федорович Бурмистров купил списанную университетом машину, на которой нередко подвозил Бахтина домой после занятий. А случалось, ученый поджидал на ступенях лошадь с телегой, чтобы ехать на квартиру. От усталости прислонялся к стене, на которой спустя лет сорок в память о нем появится мемориальная доска.

…В 1973 году в первом корпусе, на экономическом факультете случился пожар. Об этой «диверсии» тогда трубили даже западные «голоса». К расследованию подключался КГБ. Сначала вину возложили на вечерников и заочников, потом козлом отпущения сделали заместителя декана факультета, который был ответственным за противопожарную безопасность всего корпуса. Хулиганистые студенты частенько названивали ему домой: «Горим!» А на этот раз раздосадованный мужчина только огрызнулся. Пожар быстро охватил два этажа крыла по ул. Б. Хмельницкого. Последствия устраняли года два. Заместителя декана, конечно, с работы сняли.

Ректор А. И. Сухарев многим запомнился тем, что развернул борьбу с ношением головных уборов в стенах университета. Самолично подходил к студентам и требовал снять шапку. В основном это касалось сельских ребят. В то время такая воспитательная работа была оправдана. Первый корпус стал символом высшего образования в республике и требовал соответствующей культуры поведения. Кстати, в буфете на первом этаже студенты могли купить… красного вина, — ​продолжаю я читать материал в «Столице С» за 2015 год. — ​Возможно, его перестали продавать после того, как у министра высшего образования СССР Ягодина украли дорогую зимнюю шапку прямо из приемной ректора. Скандал! Сухарев предложил свой головной убор, но он оказался мал. Подошла шапка проректора, которому пришлось идти домой по морозу в шляпе, висевшей в кабинете еще с лета.

Восприятие первого корпуса как проходного двора с вокзальной атмосферой, пожалуй, после этого случая только утвердилось. В воровстве уличали многих. Только на студентов исторического факультета подозрение в краже пасть не могло. Среди всех учащихся вуза они выделялись, как мраморная порода в глиноземе. Исторический факультет считался самым престижным, его откровенно называли блатным, примелькаться там было крайне важно для любого потенциального карьериста. Выпускники шли в партийные и советские органы, в КГБ. Принимали всего по 15 человек на курс. Вступительный конкурс составлял не меньше пяти человек на место! Экономический факультет тогда еще не набрал силу, а юридический только создавался. Но именно их выпускникам предстояло потеснить историков в иерархии огаревцев. Эта революция тоже закладывалась в стенах первого корпуса!

Еще одной точкой притяжения был книжный магазин с обилием научной литературы, что размещался на втором этаже (прямо под ТОЙ аудиторией!). Правда, студенты забегали туда лишь за мелким интересом… А раз в году именно в первом корпусе проводилась аттестация всех преподавателей университета. Этот Рубикон ассоциировался с партийной инквизицией, ведь большинство вопросов касались идеологической подкованности. Ну и, конечно, все вступительные экзамены тоже проводились в том же месте, а разве кто-то, однажды прошедший это ристалище, способен его забыть?..

Р.S. В 2010 году строителями хлам от снесенного было решено вывезти на место возведения объездной дороги вокруг Саранска. Так что, проносясь в тех краях по асфальто-бетонной глади, не удивляйтесь ненароком нахлынувшим серьезным мыслям. Это сквозь толщу пластов к вам обращается первый… Нет — ​ГЛАВНЫЙ КОРПУС.