Двадцатая. Средняя

Теплым весенним полднем 9 апреля мы хоронили Валентину Дмитриевну Вишневскую — ​нашу Первую Учительницу… Прожив большую (в этом году — ​в июне — ​собирались поздравлять ее с девяностолетием!) и трудную жизнь, она обязательно останется на этой земле в своих детях, внуках, правнуках, но главное — ​в огромной армии своих учеников, которые благословлены тем, что в самые первые годы сознательной жизни у них (у нас!) была — ​Валентина Дмитриевна! Наш Ангел… Наша Мама… Наш Учитель…

Школа

…1 сентября 1977 года мама разбудила меня против обычного рано: «Ученик! Вставай!!! У тебя начинается новая жизнь!..»

Жизнь ворвалась новыми запахами и звуками: хрустом кожи портфеля и скрипом блестящих туфель, запахом свежей шерсти ученической формы, новеньких учебников и тетрадей, их обложек, хризантем и роз, свежей краски в стенах огромной, необъятной, казавшейся гигантским, непостижимым в своих размерах дворцом, — ​школы… Запахом нового, таинственного, опасливо-манящего своей неизвестностью мира!

Мир принял меня своими теплыми, сразу ставшими родными объятиями «Вальтиндмитринны». Помню первую торжественную линейку на плаце, залитом солнцем и золотом от совсем тонких березок, что только-только посадили на дворе позади школы. Гордое шествование перед всеми в строю таких же хрупких первоклашек.

Помню первый урок, когда Валентина Дмитриевна рассадила нас в нашем классе на втором, всегда таком гулком, этаже. И была она — ​вся «вишневская»: в темно-вишневом строгом платье с безупречно-белым воротничком, с темно-вишневым цветом волос (я тогда был убежден, что у учительниц могут быть только такие волосы), и своим особым — ​«учительницевым» — ​голосом сказала нам самое главное: «Дорогие мои девочки и мальчики! Мы начинаем с вами самое важное в жизни — ​учебу в саранской школе номер двадцать!»

…Я никогда не был образцовым. И своим отношением к знаниям доставил хлопот много и многим. Но в свою школу всегда ходил с удовольствием! Просто потому, что знал: у меня есть только два родных дома — ​тот, где я живу, и тот, который — ​школа. Тем более дворы обоих разделял только забор, сквозь прутья которого мы с друзьями всегда с азартом лезли.

Помню ни с чем не сравнимый восторг, когда к концу третьей четверти Валентина Дмитриевна, сжалившись, наградила-таки меня за успешность красной звездой. Многие в классе к тому времени уже имели в своем арсенале таких не меньше десятка. Но эта — ​ярко-пурпурная, шершавая своей особой замшевой бумагой, — у меня хранится до сих пор…

Во втором классе мы все стали октябрятами и разделились на звездочки. К этому времени я начал демонстрировать полное пренебрежение к дисциплине — ​хронически просыпать и опаздывать на занятия. И Рома Шарыгин, назначенный в октябрятском отряде главным художником, нарисовал на меня Сатирическую Карикатуру. На ней я — ​черепахоподобный — ​полз в обнимку с двойкой к давно начавшей заниматься школе. Рисунок имел успех. Все считали нужным подойти и подначить меня. А мудрая Валентина Дмитриевна, когда в рыданиях я к ней прибежал, сказала мне пророческие слова: «Ты сейчас поплачешь. Завтра придешь вовремя. А всю оставшуюся жизнь будешь вспоминать эту картинку, прежде чем поступить не так, как следует…»

Я больше никогда не опаздывал! А «подлая» карикатура перед глазами стоит до сих пор!!!

…А сбор макулатуры?! Наши вечные конкуренты — ​«бэшки» (я учился — ​в «А») — ​к вечеру назначенного дня обскакали нас по весу набранного вторсырья. Тогда во главе с Мишей Артюшиным, извечным нашим хулиганистым заводилой, мы отправились в район Советской площади. Там как раз сносили остатки хлебозавода (позднее на его месте возвели Дом республики), и в этих развалинах — ​по заверениям Мишки — ​нас дожидались тонны старого картона, сбор которого не мог оставить «бэшкам» никаких шансов.

Была зима. Вечерело. Заводские руины, покинутые строителями, нас впечатлили, и до глубокой тьмы мы проиграли там в казаки-разбойники. Кураж обломала только всклокоченная Валентина Дмитриевна, вместе с такими же родителями каким-то чудом нас там нашедшая.

…И, конечно, как можно забыть Новогоднюю елку! В огромном актовом зале, унизанная невообразимыми гирляндами и украшениями, она стояла и ждала нас в наш Первый Школьный Новый Год. Совершенно преображенные в своих праздничных костюмах, так старательно сшитых мамами за несколько вечеров накануне, мы, по требованию нашей Учительницы, строились парами и поднимались на немыслимые верха — ​на четвертый этаж. И вся школа, в эти дни особо празднично-суетливая, расступалась с взволнованным шепотом: «Отойдите, первоклашки идут!..» — ​пропуская нас в фантастический мир Праздника.

А потом, уже в классе, следовало продолжение. Мы с Катей Митякиной и Светой Беловой разыгрывали разные сценки, другие ребята читали стихи и пели песни, танцевали, а наши мамы вместе с Валентиной Дмитриевной угощали нас чаем и домашними сладостями, вкуснее которых я в жизни уже ничего не съем!..

Дом

Удивительно, но, как выясняется, в разные годы и в разных городах (я — ​в Саранске, он — ​в Казани) мы учились в одном здании с кандидатом наук, культурологом и архитектором Виктором Махаевым. «К 1960 году здесь насчитывалось 10 школьных зданий, — ​начинает свой рассказ о саранских школах Виктор Борисович. — ​Шесть из них были возведены до войны, а во второй половине 50-х годов еще три были построены в городском центре (№ 10, 17 и 20) и одно — ​в поселке ТЭЦ‑2.

В 1959 году на магистральной улице Советской появилась школа № 20, которая обслуживала юго-западный сектор городского центра. Был использован типовой архитектурный проект № 2-02-27 на 880–920 учащихся, разработанный Государственным проектным институтом «Гипрогор» (архитекторы В. Смышляев, А. Цыпин, М. Иошпа, инженер М. Брудне) и утвержденный Советом министров РСФСР в 1954 году. Между прочим, расположение главного входа П-образного в плане здания варьировалось в зависимости от градостроительной ситуации: северный вход организовывался с дворика-курдонера, южный — ​с противоположной стороны. В данном случае был выбран второй вариант: крыльцо у строения было обращено на улицу Советскую, поэтому идущий в школу ученик поднимался по рельефу вверх, что имело важный воспитательный смысл. Дворик стал внутренним, открытым на спортивную площадку, разбитую на задах.

Общая объемная композиция здания симметрична, боковые крылья (в них размещались классы) имеют пониженную крышу, лестничные клетки выделяются ризалитами. Планировка основного 4-этажного здания функциональна и просторна. Большая часть классных комнат с трехсторонним размещением ориентирована на юг, галерея-рекреация на север. На заглубленном в цоколь этаже находятся гардероб и столовая (в нашем случае — ​еще и классы труда, и даже, в течение длительного времени, жилые квартиры техперсонала! — ​С. Ч.). На первом этаже размещаются входная группа, четыре классные комнаты, администрация, кабинеты, библиотека, пионерская комната. На втором и третьем этажах размещаются по 8 классных комнат и кабинеты. На четвертом этаже размещены актовый и спортивный залы, 4 классные комнаты. На всех этажах имеются санитарные узлы, лестницы расположены в боковых крыльях (как забыть их отороченные мощными металлическими уголками ступеньки! — ​С. Ч.), на первом этаже устроены боковые эвакуационные выходы.

По этому проекту на рубеже 1950–60-х годов были возведены здания в Бийске, Владивостоке, Иванове, Казани и др. Всего в городах СССР их выявляется — ​118! Постановка объекта на магистральной улице была принята с середины 30-х годов. Школа обслуживала окружавшие ее кварталы и строилась с небольшим отступлением от красной линии. Зачастую новые здания возвышались среди старой деревянной жилой застройки. Они активно формировали окружающий облик, поэтому часто проектировался главный, украшенный классическими деталями и школьными эмблемами, фасад. Безопасность детей, пересекающих проезжую часть, во внимание не принималась.

В конце 30-х годов была выработана принципиальная схема школьного здания: ориентированный на север коридор (галерея) является широкой рекреацией, на которую нанизываются классные комнаты и кабинеты. Ориентация классов — ​преимущественно на более солнечный юг. Поэтому здания такой структуры размещались на северной стороне широтно ориентированной улицы, какой и является в данном случае Советская», — ​цитирую я В. Б. Махаева по рукописи монографии «Мордовия в эпоху хрущевской оттепели».

Жизнь

…«Двадцатая» всегда отличалась бурной жизнью. Довольно быстро я оказался в нее вовлеченным: читал стихи на различных конкурсах, участвовал в постановках драмкружка, руководили которым настоящие артисты театра. Именно здесь впервые почувствовал вкус славы. Мы поставили старинный водевиль, где главная роль — ​жениха, за которого ведут борьбу аж три семейства, — ​досталась мне. Пару раз обкатали его на школьной сцене и поехали к шефам. В те годы каждое предприятие города помогало определенной школе. Нас опекал «Сарансккабель». Представьте себе огромный цех, на помосте в центре которого, среди станков и гигантских бобин с продукцией, нам и предстояло изображать сцены из жизни ХIХ века. Было время обеденного перерыва, и мне казалось — ​весь завод собрался нас смотреть… Это был успех!!! Такого непрекращающегося массового хохота я не наблюдал до этого никогда! Наши реплики тонули в грохоте аплодисментов… А когда все закончилось, нам не дали раскланяться, а подхватив на руки, тормошили, благодарили. Конечно, завалили подарками. И, поедая в течение не менее недели те конфеты, я понял: слава на вкус — ​сладка!

…В пятом классе я совершил первое в своей жизни преступление. Учитель труда Николай Евдокимович прямо мне объявил: «Чернавин, ты — ​потенциальный преступник!» Дело в том, что, сколько себя помню, очень любил разводить костры. И всегда, оставаясь на продленке, был активным участником этого процесса: трудовик регулярно жег всякий хлам на заднем дворе. Но в тот злополучный день он решил положиться на старшеклассников, которые после уроков в его подвале выносили деревянные обрезки и стружку в коробе, только что сколоченном под руководством «Евдокимыча». Короб получился на славу: блестящие бока, сшитые из добротной фанеры, крепко прилаженные длинные ручки из свежего дерева. Как такой не спалить в только-только затевавшемся костре?! Что я немедленно и сделал, пока старшеклассники отлучились перекурить в укромный уголок.

…Как умеют орать учителя труда в советских школах, я впервые узнал в тот далекий мартовский день 1982 года. И впервые взглянул на себя с позиций потенциального арестанта… Но если серьезно, то «Евдокимыча» вспоминаю с большой теплотой, хотя бы потому, что он был первым, кто научил меня держать плотницкий инструмент и помог понять, какой замечательный материал — ​дерево. Конечно, если находится в умелых руках.

А как не вспомнить преподавателя физкультуры Игоря Федоровича Холодова?! Я никогда не был спортивным мальчиком. И однажды (мне было лет четырнадцать), посмотрев на мои хилые потуги выполнить спортивные нормативы, тот, вздохнув, спросил: «Чернавин, ты, наверное, книги любишь читать?» «Да», — ​ответил я не без гордости. «Вот книги тебя и погубят!» — ​выдал свой вердикт физрук и взялся за меня серьезно. Под его личным присмотром, пока остальные гоняли мяч, я тягал гантели и штангу, висел на турнике. Выматывался так, что на следующих уроках не мог взять ручку — ​настолько от перенапряжения мышц тряслись пальцы. Но через год впервые в жизни заработал по физкультуре пятерку! А спустя положенное время, оказавшись уже в армии, был способен показывать вполне приличные спортивные результаты, каждый раз вспоминая добрым словом нашего физрука.

И, конечно, особые слова благодарности должны звучать в адрес «нашего Евгенича» — ​Владимира Евгеньевича Мрякина. Он был и остается (!!!) главным военным человеком в школе. Мы всем классом всегда качественно демонстрировали строевую подготовку, привитую им за годы преподавания НВП. Навык этот, кстати, очень пригодился во время моей армейской службы. Сколько раз вспоминалось мною с благодарностью извечное «евгеньечево»: «Носочек тянем! Ря-а-ас, два, три-и-и…»

Нужно! Нужно сказать много добрых слов о каждом педагоге, подарившем мне десять лет замечательной, полной событий жизни. Завуч Галина Вячеславовна Долматова, классные руководители Светлана Константиновна Грузнова и Нина Ивановна Тимошкина, учителя иностранных языков Людмила Григорьевна Середа и Зоя Ивановна Колобова, биолог Валентина Вячеславовна Вашуркина, математик Анна Михайловна Прудникова, физик Татьяна Николаевна Глазова, учитель труда Клавдия Васильевна Зайцева и многие, многие другие. Это всегда была большая, дружная семья талантливых людей, преданных своему делу. Руководила которой наша Мать — ​Ирина Тимофеевна Горбунова. На своих уроках, поднося к каждому носу свой могучий кулак, директор так и говорила: «Дома у вас — ​мамы. А здесь я — ​ваша Мать. И учить вас буду по-матерински!» И учила!!! Когда на вступительных в университет я сдавал историю КПСС, до такой степени чеканил все даты и вехи партийных съездов (усвоенных назубок на уроках Ирины Тимофеевны), что пятерка мне была обеспечена…

…1 сентября 2008 года мы разбудили Полину непривычно рано: «Ученица!!! Вставай! У тебя начинается новая жизнь!» У этой новой жизни моей дочери было свое название: «Гимназия номер двадцать». Другого не могло и быть, потому что своим детям мы желаем только лучшего. И сегодня — ​спустя уже тринадцать лет! — ​я могу уверенно говорить: лучшее в Полининой жизни накрепко завязано с именем ее Первой Учительницы — ​Елены Ивановны Лебедевой. Учительницы, так во многом мне напоминающей мою — ​Валентину Дмитриевну…

Первая!

…Валя Ушакова родилась 25 июня 1931 года в лесном поселке Ширингуши, в большой и дружной семье работников местной суконной фабрики. И как-то с самого детства потянулась к учительству. Окончила в 1950-м зубово-полянское педучилище и по распределению отправилась в… Новосибирск. Но в тех далях пробыла недолго — ​не больше года. Дядя, Иван Константинович, ​начальник штаба авиаполка, — ​забрал ее к себе в Полтаву. Там — ​на Украине — ​она и встретила свою судьбу: военного офицера Аркадия Вишневского. Сыграли свадьбу. Родился сын — ​Игорь. Но по выходе супруга на пенсию Валентину потянуло на родину. Так в 1972 году учитель начальных классов В. Д. Вишневская переступила порог саранской средней школы № 20. И отдала этому дому без малого тридцать лет жизни.

А жизнь складывалась по-разному. Болела душой за родных, переживала всем сердцем за учеников. Страшным ударом судьбы в 2002 году стала нелепая гибель в ДТП семнадцатилетней умницы и красавицы внучки Юлии. Аркадий Петрович не перенес горя и скончался через полгода после случившегося. А Валентина Дмитриевна продолжала жить, неся на равных вместе со всей семьей тяжесть и боль той беды.

…Несмотря на сотни и сотни выпущенных в жизнь учеников, за годы, посвященные самоотверженному труду, она так и не выхлопотала себе ни званий, ни наград. Всегда стеснялась просить сама («Не скромно это… Что-люди-то скажут?»). А люди?.. Люди по большей части были озабочены сами собой, а не признанием заслуг пожилой учительницы начальных классов…

…Валентину Дмитриевну Вишневскую похоронили на дальнем Ключеревском кладбище, рядом с Аркадием Петровичем и Юлией. Теперь они вместе — ​в совсем иных мирах. Нам же остается только молиться за упокой их душ и помнить, обращаясь к Первой Учительнице каждый раз, когда предстоит совершить Поступок: «Сегодня ты поплачешь. Завтра все сделаешь правильно. А всю жизнь будешь думать, прежде чем поступить как следует…»