Жомини па си жур

Правдивая история о запасливых девчонках и грибах барона

Вячеслав Новиков

Антуан-Анри Жомини служил у Наполеона, и дали ему за заслуги баронский титул, а потом он плюнул императору на погон и перебрался в Россию. И правильно сделал. Организовал у нас военную академию, написал много разных книг и получил от доброго царя Александра земли в Нижегородчине. На реке Пьяне, в таких роскошных местах, что дух из меня вон вышел, когда я хлопал глазенками на поляне. Мы с девчонками приехали бродить по усадьбе, купаться голыми в озере, ловить бирюзовых стрекоз и пить медовую самогонку.

А путь был не близкий. Наша рессорная бричка ерзала по ухабам, поскрипывала. Мы любовались березками, наряженными в теплый янтарь, и читали стихи Дениса Давыдова: «Говорят, умней они… Но что слышим от любова? Жомини да Жомини! А об водке — ни полслова!» Да, кстати, неплохо бы выпить и закусить — Лукоянов уже проезжаем. Девчонки развязывают узелки, а там колбаска, там помидоры, там сыр и печенюшки, там сладкие конфеты, там водочка, а у прекрасной Вероники Игоревны крыжовник в коробочке и виноград. Она говорит мне: «Журналистика, разскажи про пирожные. Где хорошие подают?» А я их и не нюхал ни разу. Я же, свинья, ем холодцы, каши, баранину. Конину еще люблю, верблюжатину, а про пирожные что-то не задумывался.

Слева по борту кафе «Афоня». Привязываем лошадей к забору и идем укрепляться горячим. Нам предлагают картофельный суп, салат со сметаной, макароны с котлетами и такого райского вкуса плюшечки, что я съедаю тридцать пять штук, а Ольга Евгеньевна съедает тридцать шесть и замечает, что самое приятное дело на дне. Там, где расплавился сахар. И дальше мы стали просто обкусывать плюшки снизу. Впрочем, вперед! К барону!

Боже! Сам Жомини встречает у ворот с вензелями. Старенький, конечно, но усы торчком. В дом не зовет — на улице благодать какая! Спускаемся к озеру через парк. А там такой шаткий мост над пропастью, и я падаю со всего маху на спину. Хорошо, не в саму преисподнюю. Девчонки смеются, а Антуан аккуратно поднимает меня и угощает ЖАРЕНЫМИ ПИРОЖКАМИ, вынув их из кармана камзола. Уверяет, что жарил сам. А мраморную говядину для начинки ему привезли с родины в багажнике машины «Пежо».  Я пироги съел и усы вытер. Тогда барон снял треуголку и достал из нее ТВОРОЖНЫЕ ШАНЕЖКИ. Девушки, смотрю, нещадно господские яблони обдирают. Я шанежку спрятал за пазуху про запас и тоже полез за яблоками. И такой потом компот из них заварился! А пока ветер подул. С ближней аллеи запахло кедрами  и войной двенадцатого года. Сидим в беседке. Яблоки на столе, золотые листья.

И совершенно случайно узнали, что в здешних лесах бегает жирный кабан Боня, подаренный когда-то барону Эдитой Пьехой. Стали потихоньку ловить. Девчонки на меня его гонят, а я рукава засучил, руки растопырил и за рога хватаю. Грохнули кабана. Тут же разделали, а жарить поехали в соседнее имение, в дом Пашковых. Там камин гжелевый, в нем и жарили КАБАНА ПЬЕХИ. Замариновали в ягодах Вероники Игоревны — и на большую сковороду. А минут за пятнадцать до боевой готовности добавили к нему яблоки и виноград. Это мы отъехали в Ветошкино, чтоб барон за кабана не обиделся. Он же не знал ничего. Ну вот, сковороду облизали, копыта в саду листвой присыпали и в родной парк вернулись.

А там опята по пням. Стоят, солдатики. И калиновый куст рядом. Было принято решение жарить БАРОНСКИЕ ОПЯТА В СМЕТАНЕ, с луком и сыром, с калиной. Отварили на всякий случай в котле, а потом и пожарили. Нет ничего слаще осенних опят со сметаной! Разве что воспоминания о Боне такие же фантастические.

Мосье Жомини после обеда спать в гамаке завалился и таким храпом воздух сотряс, что листопад заметно усилился. А мы по крестьянским избам пошли. Там в одном месте, мы знаем, самогоном на меду угощают и по целому стакану льют, с горкой. Сорвали грушу у дома и как дадим стаканище! Крепчайшее существо! Градусов триста! Откусили груши кусочек и березовым полешком занюхали, как персонажи поэта Некрасова.

А потом пили чай из музейного самовара. Неизвестная миру птица приносила нам бублики с огромной лиственницы, а уж откуда на лиственнице бублики — никто не знает.